Письмо принесли, когда Франческа укладывала в большой деревянный ящик притирания, слабые афродизиаки, ароматические воды, а также различного рода, цвета и назначения растворы, насыщенные сахарами.
Из приоткрытого окна лаборатории, выходившего в колодцеобразный внутренний двор, в дом вливались праздничный гомон, смазанные выкрики, отрывистое пиликанье скрипки, а также характерный аромат мочевины, сопровождающий всяческое празднование вкупе с горами конфетти, яичными баталиями и неизбывным духом подбродившего вина.
Вокруг Франчески царила полутьма, разбавляемая разве что красными отблесками из жерла печи, проработавшей почти круглые сутки.
Чародейка в этой обстановке выглядела странной, почти бесцветной. Тенью, торопливо нацарапанной на сумеречном холсте.
- Дона, прошу вас.
Приглашение было написано на плотной голубой бумаге, производившейся только умельцами Бордекки, и Франческа, едва взглянув на протягивающего его посыльного, уже поняла, что это будет.
За спиной у человека, принесшего известие, нетерпеливо поглядывал то в лабораторию, то в сад, подмастерье, стоявший в проеме открытой двери.
- Благодарю.
Положив бумагу прямо на стол, в раздражающее пятно алхимической грязи, Франческа принялась укладывать баночки далее, заворачивая каждую аккуратно и любовно в разноцветные тканевые лоскуты. Это была часть ее работы, которую она, как алхимик, должна была выполнить для Дома. Ведь завтрашним утром откроется Большая карнавальная ярмарка. На ней даже эта Бордекки, пусть в маске, пусть неузнаваемая, но должна работать на благо города и горожан. Бесплатно. Такими были традиции города, а традиции и законы оставались для Франчески тем, чего она намеревалась придерживаться.
Посыльный ушел.
- Приглашение на прием в Золотой Дом? Это ведь от господина Вирджинио Бордекки из дома Неро? - полюбопытствовал от входа подмастерье.
- Пошел прочь.
Иво, похоже, обиделся. Он постоял еще, ожидая, быть может, что Франческа как-то сгладит свои слова, или прочтет послание, но женщина молчала и, казалось, вовсе забыла о том, что ей принесли.
Вскоре баночки наконец были уложены, коробка аккуратно закрыта крышкой, а она взялась за уборку рабочего места, сняв перчатки и аккуратно уложив на столе одна на другую.
С именем Джино Неро в ее жизни была связана отвратительная история, о которой не хотелось говорить, и вспоминать, если честно, тоже.
К огромнейшему огорчению Франчески, в этом году честь проводить традиционный прием Дома Бордекки, куда должны прибыть первые представители народа и города, принадлежала семье Неро. Определенно, такие же пригласительные уже получили все богатые и влиятельные каэндорцы, а также отец и два оставшихся брата.
Вполне в духе Неро было подписать бумаги для семьи Франчески самолично.
Чтобы помнили.
К зимнему празднеству из Костяного дома в особняк с лабораторией доставили несколько костюмов. Франческа представляла, сколько стоило для отца заказать их, и, правду говоря, предпочла бы, чтобы право выбора темы и цвета предоставили ей.
Но из года в год повторялось одно и то же: забывая о такой “мелочи”, как необходимость посетить портного с заказом за полгода до празднества, она оставалась с тем, что выбирал родитель.
Это самое “то” сейчас висело на специальных подставках в комнате для отдыха на втором этаже дома-лаборатории и являло собой три костюма, самый скромный и простой из которых - с полумаской - переливался шитьем, поблескивал в полутьме дорогостоящим каэндорским бисером и был вызывающе алым, как свежая кровь.
Франческа поднялась сюда не одна, но на некоторое время застыла, не имея возможности сделать выбор, позабыв о спутнице. Но та о себе напомнила быстро:
- Дона Чикка, какие платья! Синьор Доминик любит вас больше других, попомните мои слова. Вот это, бело-синее, стоит прорву денег! Я могла бы купить себе корову, дом, и, может, даже какого-никакого завалящего мужа.
Дородная смотрительница Аделина хозяйничала здесь уже год, и Франческа ценила в ней почти все, особенно - умение быть полезной и при этом практически незаметной. Немного раздражало, что Аделина, (в отличие от Иво) обычная горожанка, никак не могла избавиться от своего простонародного акцента на имена Бордекки. Однако, “доначикка” научилась не обращать на это внимания.
В ответ на слова смотрительницы Франческа еле заметно фыркнула.
- Ты могла бы купить целый поселок мужей, Аделина, если бы взяла все деньги, что я плачу тебе, и ушла отсюда. Одень меня. В образе Любовницы все бы хорошо, но как же неудобно это шьют!
- Если бы я ушла, то вам точно приходилось бы входить в образ без одежды.
- Что-то подсказывает мне, что именно так все и происходит в жизни. Любовница должна быть голой. Хотя бы, чтобы совершать действия, из-за которых ее так называют.
- Поднимите руки.
Франческа подчинилась, с грустью глянув в узкое оконце - вечер был в разгаре.
На площади, куда открывался вид из окна, уже двигались плотные вереницы людей с факелами и свечами. Иногда сквозь толчею проезжали кареты и верховые, приглушенно звучал смех. Где-то вне видимости выступал театр. Женщине отчаянно хотелось добраться наконец до “Черного вина”, где с четверти на четверть начнутся поэтические чтения.
Там будет тепло, немного пьяно, чуть музыкально и может даже весело. Уютный трактир, зажатый в каэндорских дворах напротив Шато, в этот вечер вместит непростых людей, с необычными судьбами. Единственным общим для всех станут маски. А также: или желание прослыть тонким ценителем, или любовь к настоящей поэзии и музыке.
- В костюме неудобно быть любовницей. - продолжила чародейка после того, как на нее одели расшитую рубаху, юбку и стали завязывать лиф. - А также знатной дамой, служанкой или что там еще придумал для меня отец? Оставь эти петли свободными, мне не пятнадцать, чтобы предпочесть узкую талию возможности хорошо поесть и выпить! 
Когда все предметы гардероба были наконец на своих местах, Франческа сняла с рук перстни и поглядела в мутноватое зеркало. Образ был незнакомым, но в целом даже обычным.
Отпустив Аделину, спустившись вниз и отдав последние распоряжения Иво относительно коробок с товарами, чародейка в сопровождении двух слуг наконец ушла из лаборатории.
А через полчетверти она уже входила в темный, изрядно заполненный, пахнущий людьми, выпивкой и едой, зал трактира.
Отыскав место за длинным столом недалеко от входа, Франческа устроилась там, в нетерпении ожидая музыкальной части. Пока что, похоже, было время для поэзии: на импровизированной сцене посреди помещения некто в потертом костюме Лекаря читал стихи, и зал раз за разом оглашался смехом.

Отредактировано Франческа Бордекки (2015-10-27 11:27:48)

Чародейка любила "Черное вино" в карнавальные дни за то, что эмоции в этом трактире, который, по слухам, основала и поддерживала одна из семей Порто, бурлили, перехлестывали край воображаемой емкости, увлекали за собой присутствующих и легко перетекали от восхищения и трепета к зависти и издевке.
Для нее, улавливающей все это из-за одной весьма спорной особенности семьи, подобная смесь была чем-то вроде алкоголя, - она пьянила, будоражила и раскрепощала.
А для выступающих первые капли после окончания чтений оказывались решающими. Зал или одобрял, и тогда к импровизированной сцене посреди столов и лавок летели бусины, конфетти, а иногда - карты, или же, как сейчас, гости отзывались неодобрительными возгласами.
Решающим для поэта, певца, артиста или музыканта, могло оказаться лишь одно слово. А тут было целое четверостишие.
Не успел голос временного соседа Франчески дойти до дальних столов, как ближние к ней люди уже начали поддерживать. Среди гула зазвенел женский хохот, казалось, он принадлежал красивой женщине в маске Дамы, сидящей со спутником в богатом бордовом плаще справа от чародейки, далее за ними молодой и тощий человек в костюме глупого слуги почти влез на стол и бросил под ноги Лекаря обглоданную кость (его, правда, тут же громко осудили соседи), кто-то даже закричал петухом, что, несомненно, было очень обидно для чтеца.
Чародейка глянула ехидно на зачинщика расправы над неудачливым стихоплетом, - мужчина показался ей статным и, возможно, ее возраста.
Однако, наперекор привычному в трактире ходу событий, Лекарь, не поступил, как ожидалось.
Вместо того, чтобы тихо удалиться, обойдя пару столов, нырнуть за круглый каменный бок закрытой печи, и миновав гору бочек со старым вином уйти по стрельчатому проходу на кухню, он вернулся назад. Встав под трепещущей светом десятков свечей и истекающей воском люстрой, человек ткнул пальцем во франческиного соседа, безошибочно определив в нем причину своей неудачи.
- Думал, что лучше иных одарен,
Думал, в стихах всех удачливей он.
Я их читал. Из стихов всех на свете
Наибездарнейшие - именно эти.
Сидя ты смел, украшенье скамьи,
Выйти сюда и в словах обойди!
Зал немного поутих, присматриваясь теперь к мужчине в сине-золотом плаще. Франческа - и та одарила его ехидной улыбкой.
Пикантности ситуации добавляло то, что под масками обоих мог скрываться кто-то довольно известный в городе. Хотя, по мнению чародейки, Лекарь был все же кем-то из местных студиозусов, молодым дарованием, обласканным кем-то из тех, кто стоял за организацией этих вечеров в "Черном вине".
- Вы можете не обращать внимания на вызов. - шепнула она Вольто, чуть наклонившись к мужчине и жестом подзывая помощницу трактирщика. - Просто бросьте ему монету в знак примирения. Сегодня состязаний не проводят. Об этом говорили во время прошлого Карнавала.
Впрочем, не смотря на ее слова, идея зажгла кое-кого из присутствующих. Слово "Состязание" сначала прозвучало шепотом, потом кто-то выкрикнул его с одной стороны зала и подхватили с другой. Для словесного поединка начали даже испрашивать судью. Чародейка поморщилась, искренне надеясь, что молодежь возьмет себя в руки. Она здесь ценила в том числе и размеренный ход событий. Вместе с музыкой, конечно.

Отредактировано Франческа Бордекки (2015-10-08 23:18:08)

"Наемник?"
Мысль промелькнула в голове алхимика непрошенной и в целом - необоснованной. Мало ли кто любил получать деньги больше, чем тратить, и так строго решал подобные споры - блестя дагой, а осанкой, позой, - выражая угрозу.
Он мог быть кем угодно.
Однако, все вместе - и стихотворная перепалка, и ответ “синоре”, - чародейку заинтересовали. Мало кто мог угадать в ней женщину, а не девицу.
В клепсидре еще и капля не успела б упасть, как она придумала шесть весьма неоднозначных вариантов того, что можно было бы сделать с таким человеком этой карнавальной ночью.
Один - даже одобрила.
Иногда, когда речь не шла о работе, Франческа Бордекки воплощала свои задумки столь же стремительно, сколь и необдуманно. Она поднялась и подошла к Вольто:
- Действительно. Составите мне компанию на сегодняшний вечер? Возможно, мы найдем для вас занятие по предпочтениям...Вина?
Женщина, владевшая в этом заведении вторым по важности ингредиентом празднества - пьянящими напитками - наконец, дошла и до них.
Франческа не любила пить, но все равно взяла у нее высокостенную, залитую по внутренней поверхности лазуревой эмалью глиняную чашу, в каковых здесь разносили напиток. Протянула такую же новому знакомому. Преувеличенным жестом бросила в середину зала монетку вместо него.
Конечно, к тому моменту этот жест был уже совершенно и полностью излишним. Шум, споры и свист начинали спадать, место незадачливого артиста пустовало, а из конца зала, там, где потолки становились низкими, как будто хозяйка заведения думала сначала строить обычный дом каэндорского купца с полулунной изразцовой печью, доносились какие-то странные звуки.
- Как я могла бы обращаться к вам? Гражданин? Остроязыкий? - съязвила Бордекки, надеясь, что ее ирония останется тайной для собеседника.
Костюм Вольто ничего не сказал ей о его достатке или, например, занятии. Глаза за маской - тоже. Они были живыми. Но более - ничего.
Франческа, невольно окинув взглядом фигуру незнакомца, сделала для себя несколько предположений о его личности.  В толпе она не слишком хорошо чувствовала настроения, а прибегать к чарам здесь, в этом месте, было еще более неприлично, чем являться голым.
В "Черном Вине", уникальном во всех смыслах заведении, перед официальными мероприятиями любили появляться и маги. Негласно, конечно.
Она сама впервые явилась в этих стенах несколько лет тому назад с одним из Бордекки. В компании Черного Джино, если быть точнее.
Воспоминание придало уверенности, но договорить реплику она не успела - со стороны импровизированной сцены раздались низкие звуки виолы-да-гамба.
В этот раз зал затих, как будто руки невидимого божества обрезали все звуки. На месте ушедшего Лекаря сидел мужчина. На его лбу, выбиваясь из-под затейливой шляпы, в художественном беспорядке лежали рыжие волосы, говоря о породе больше, чем даже дорогой костюм и вычурный инструмент наподобие огромной виолы, который человек держал между коленьями, установив на пол.
Первые ноты, доставаемые им из инструмента, были низкими, раскатистыми. Они вибрировали где-то над грудью, и Бордекки вздохнула украдкой, как будто поймав ощущение, чувство, подобных которому нет.
- Каждый год он все лучше и лучше. Я всегда гадаю, кто это, и жду. - бессвязно прошептала она в сторону Вольто. - Но этот музыкант остается загадкой для всего города до сих пор. Не иначе, как хозяева “Вина” скрывают его от нас нарочно.

Отредактировано Франческа Бордекки (2015-10-21 02:05:37)

- Франческа Цинтарини, - ответила чародейка, и ее голос вместе с родовым именем утонул одобрительных возгласах и звоне монет, доставшихся музыканту.
Говорить о принадлежности к магам ей сейчас не хотелось. Не хотелось и лгать, хотя в своем арсенале женщина сохранила личину, приличествующую для дел, которыми лучше не позорить имени рода.
Дождавшись, когда зал затихнет, она добавила с улыбкой:
- Вы правы, сегодня Карнавал. И мы можем ценить не благородство крови, а хорошее общение. Позабыв на ночь-другую обо всем привычном… синор Диего.
Еще она заметила, что похвала Борха подействовала на нее, как на школярку. Это было одновременно смешно и глупо. Порадовавшись забытым ощущениям, Франческа махнула весело рукой в ответ на раков, улыбаясь столь же широко, сколь и заразительно. Царящее в кабаке настроение подталкивало к непривычному настрою, похожее в чем-то на то самое зимнее вино, приезд которого в город венчал ежегодные праздничные события.
От разлитого здесь духа свободы и безделья так же кружилась голова и покалывало ладони, а низкая и тянучая музыка виолы-да-гамба, приправленная смесью ароматов дубовых чурок, кислой ягоды бер, подмерзшего винограда и вареных членистоногих, настоятельно советовала окунуться если не в авантюру, так хотя бы в небольшое и необязывающее приключение.
- Значит, я могу не скрывать, что  со стихосложением я знакома еще меньше, чем с раками? - рассмеялась она, присаживаясь на предложенный стул и с огромным вниманием рассматривая то глаза Диего в маске, то печальные рачьи очи на подвижных стебельках.
- Но вы проницательны! Теперь я еще больше буду гадать, кто же вы в жизни. Это место в этот день привлекает меня именно музыкой. Вон, видите в конце зала под гроздьями глиняных горшков стоит человек с длинной, серой, как полотно, бородой? В прошлый раз играл на полоске металла. А еще приходил неизвестный со стеклянными полусферами, нанизанными на остов, кажется, их называли армоникой. Они здесь извлекают звуки… - чародейка, подыскивая слова, пощелкала пальцами у уха: - Из неожиданных вещей, неожиданным образом, а это интересно!
Закончив непривычно длинный монолог, она подняла чашу и сделала хороший глоток вина перед тем, как приняться за еду, а также не к месту вспомнила об Алессандро Бордекки.
Его преподавание арифмантики в школе магов запомнилось сухостью, скупостью и строгостью.
Разделывая пищу по примеру Диего Борха, в моменты сравнительной тишины она задавала ему вопросы и присматривалась в ответ - к рукам, оружию, всему, что могло давать плод воображению. Интересовало женщину разное. От того, почему краснеют раки, но не рыба, до того, танцует ли он, где так ловко научился слагать стихи, чем именно его интересует арифмантика и чем синьора Борха завлекло это место?
Укрывшись за карнавальной полумаской, чародейка, похоже, взялась за любимую игру, преследуя свои, не слишком разумные, цели. И, как водится это среди Бордекки, делала это с азартом и настойчивостью.
А в это время в “Вине” внезапно стала разворачиваться совсем другая история.
Дождавшись, пока музыкант прервется для отдыха, центр внимания на время занял Доктор Чума, поначалу потребовавший для рыжего поддержки и одобрения.
- Трясите, трясите мошной, не жалейте, не жалейте рук, богача мозоль не портит, на бедном не заметен! - подбадривал он, жестикулируя.
Перед уходом же, чтобы подогреть интерес толпы, Доктор выкрикнул, что следующие выступающие сыграют комедийную сценку “О Сердце Многорукого”.
Так и сказал.
Услышав имя, которым называли Винчента про себя некоторые Бордекки и прихожане, Франческа неудачно выронила на пол рачий хвост, который ей наконец-то удалось очистить и решила, что ошиблась или ослышалась. В Каэндоре раньше никто не позволял себе совмещать комедию и божеств. Это было неразумно.

Отредактировано Франческа Бордекки (2016-01-22 22:23:39)

А, может быть, алхимик? - фыркнула Франческа в свою чашу с вином. - Который знает, что ни золото, ни меркурий не стекают по стенкам, как вино или кровь? И лучше бы, чтоб никому не доводилось видеть их у себя в чаше?
Ответ получился не таким, как полагалось синоре в любвеобильном красном платье. И уж тем более непотребным для женщины, желавшей любой ценой затянуть статного спутника на вечер к Неро.
Но Франческа отвлеклась, расстроилась из-за странного объявления, да и рыжий гамбист оборвал сюиту на высокой, отрывистой ноте, и, не обращая внимания на бурное одобрение толпы, удалился, шагая легкомысленно, как танцор.
Ей было известно, что делает меркурий с телом животного и человека. Соответствующие опыты на заре своего вступления в науку проводил мэтр Ринальдо Алессандрини, предыдущий алхимик Бордекки и наставник Франчески. Воздействие металла на людей заинтересовало его в первую очередь из-за жалоб из цехов стеклодувов и зеркальщиков, где то и дело впадали в безумие и ужас рабочие. Подробности опытов среди магов народа предпочитали опускать, а если вспоминали, то шепотом. 
От погружения в глубокие раздумья чародейку спас огромный жирный тунец с черными маслинами вместо глаз. Его, запеченного в соли, поставили на стол перед ними обоими, и серв указал Диего Борха на один из столиков слева, откуда ему весело махал рукой неизвестный в кошачьей маске.
- Тот синор говорит, это благодарность для вас за небольшое выступление, - понизив голос, пробубнел податчик. Франческа с неудовольствием заметила, что его костюм не был столь чист, как полагалось, а во рту не хватало двух зубов. - Говорит, что тот Лекарь-виршеплет занял его время на сцене не совсем совестным путем. Оставить ли вам, синор, угощение, или же вернуть на кухню?
Дослушать женщина не смогла - на импровизированной сцене появились комедианты. А с ними вместе - многорукая фигура, завернутая в ткань. Когда полотно сдернули, зал погрузился в полное молчание, хотя, стоит отдать должное, копию Винчента сделали неплохой. Однако, подобная постановка балансировала на грани дозволенного. Одно непочтительное слово, и все пятеро комедиантов (Любовники, Торговец, Доктор и Скапино) могли окончить свои дни в петле.
Краем глаза Франческа заметила, как, подобно ей, подобрались за столами еще несколько участников вечера: пара в богатых сиреневых нарядах, одинокий мужчина в черном у стола под стеной, компания граждан в ромбовидных плащах, теснившихся у перил на втором этаже.
Но стоило комедии начаться, как беспокойство в зале улетучилось. Сначала зазвучали аккуратные смешки, потом хохот... Эти актеры были талантливы, даже очень. Франческе то и дело казалось, что это не комедианты сейчас перед ней на сцене, а сам дотошный Алессандро (Доктор в темном строгом костюме, как и главный Бордекки, держал идеально выправку и закладывал руки за спину), а еще всем известный торговец лесом, жмущийся, как сыромятный ремень на шее за каждый карт...
История крутилась вокруг того, что некому влюбленному доверили хранить сердце многорукого божества, которое у него благополучно украли. И пока он метался в поисках вора, приходя за помощью то к торговцу, то к доктору, то к своей женщине, все давали ему советы, от которых, не принадлежи она Народу, чародейка бы сама хохотала до слез.
Стоило признать, юмор был добр. Под конец она уже была готова великодушно простить артистам их нахальство (но не хозяевам “Вина” за то, что допустили такое), когда финальным аккордом выступления прозвучал призыв, дескать, сердца, а следовательно и любовь каэндорских божеств, должны принадлежать всем и каждому.
- Сегодня частичку сердца мы дарим вам, кто собрались здесь, под этой крышей! - продекламировал дзанни Скапино, раскинув руки, и по его знаку труппа двинулась в зал, неся и части бутафорского “сердца”, и ветки зимоцвета, и еще что-то, что рассмотреть не удалось.
- Пусть мы с вами встретимся еще не раз!
Люди одобрительно загудели. Дары здесь любили принимать равно и студиозусы, и торговцы, и беднота, и маги.
На полированную сотнями прикосновений столешницу перед Франческой Бордекки положили ключ. Исполненный слишком сложно, чтобы быть простой безделицей. Диего достался цветок с алыми листьями.
- Передаю вам пожелание хорошего празднества в Золотом Доме, - бросил из-под маски дзанни в сторону чародейки и Борха.
Женщина непроизвольно взяла в руку предмет и ошарашенно застыла. Комедианты покидали зал спешно, как будто во время пожара. Звенели монеты, на сцену готовился выходить новый выступающий. А руку Франчески сквозь перчатку холодил налитый тяжестью и магией связующий предмет Дома Бордекки.
- Помогите мне. - наконец, тихо и расстроенно попросила она. Так тихо, что Борха мог и не услышать этой просьбы. - Их надо поймать.

Отредактировано Франческа Бордекки (2016-02-16 13:07:49)

- Награда?
Время разговоров прошло, хотя ей все еще не верилось в такой глупый поворот. Франческа вскочила, не перевернув стола только в виду массивности местной мебели. Глаза ее искали макушки и шляпы комедиантов, а рука машинально прятала полученное в кошель, висящий под украшенным буранским кружевом лифом.
- За того, говорливого, могут дать золота по весу его отрубленных рук. Только я с вами. Скорее же!
Худшее заключалось в том, что в "Вине" издавна выступающие не пользовались белым входом, а удалялись почти скрытно, через ход для черни между кухнями, подвалом и кладовыми, находящимися далеко от того места, где сидели алхимик и Борха. А еще никак не годилось браться за преследование, не расплатившись, будь ты трижды патриций. И уж тем более невозможно заниматься этим делом успешно в помещении, плотно забитом столами, лавками, глиняной посудой, подвешенной к балкам вперемешку с сушеными вениками трав, среди разодетых людей, разносимой пищи, любопытных взглядов, дразнящих ароматов и раздраженных шепотков.
Не смотря бурю эмоций, Франческа педантично следовала правилам, и не позволила себе перейти на рысь, даже выбравшись в неудобных одеждах на сравнительно ровную прямую к ходу, в направлении которого скрылись комедианты.
Предпочитая следовать, а не вести, она пропустила вперед Борха, искренне уверяя себя в том, что с ним опасный поворот судьбы с ним она пройдет ничуть не хуже, чем с братьями.
За живописным нагромождением амфор с вином, им удалось успешно избежать встречи с поленницей у печи и славировать между пузатыми винными бочками и странной парой, уединившейся в стрельчатом алькове, предназначенном скорее для вывешивания засоленных мясных туш, чем для любви, но время было карнавальное…
Шансы догнать ушедшую труппу в дверях если и были (их, как и Франческу платье, здорово задерживал многорукий инвентарь), то стремительно стали таять, когда преследователи встретились с двумя сервами, что тащили массивное блюдо с оссобуко.
Франческа отшатнулась от них, как от огня, и машинально ухватилась за теплую руку спутника.
- К стене давай возьми, - скомандовал один из сервов другому, не поднимая глаз, однако не слишком выказывая почтение встретившимся.
Не спеша отпускать Борха, чародейка вредно подумала, что никакое академическое образование не способно соперничать с бабским воспитанием, бабским чтивом и загадкой масок. К примеру, сейчас она определенно хотела верить, что рядом с ней - никак не меньше, нежели загадочный герой, определенно обладающий лучшими качествами героев из преданий. И это соседство, вопреки здравому смыслу, будоражило.
“Это просто алхимия. Алхимия тела и неожиданные обстоятельства”, - подумала она.
А преследуемые, конечно, успели покинуть трактир. Выйти в чернильную ночь Светлейшего Каэндора, конкретная подворотня которого неакадемически пахла навозом, затхлой водой, аммиаком, плесенью и лошадиным стойлом. А еще здесь звучала брань.